Игорь Росоховатский - Законы лидерства [Журнальная версия]
– В виварии несчастье!
«Охранники!» – подумал я и невольно бросил взгляд на часы: половина седьмого, рабочий день закончился полчаса назад. Очередная кормёжка животных – через полтора часа. Кто же там сейчас оказался?
– Таня, ну что вы застыли у двери? Пойдёмте в виварий.
Она повернула ко мне мёртвенно-бледное лицо:
– Да, да, идёмте. Быстрее!
Вспомнились её тревожные слова о предчувствии. Что там могло произойти?
Я побежал бы, если бы не Таня. Она еле шла, прижимая руки к груди. С улицы опять ворвался вой сирены, завибрировал где-то под потолком.
В тамбуре толпились люди. Вера, Николай Трофимович, дежурные математики из вычислительного центра. Я услышал: «Виктор Сергеевич…» – и, растолкав людей, пробрался в виварий. За мной неотступной тенью следовала Таня.
…Он лежал в луже крови недалеко от клетки Опала, подогнув ногу и вытянув руку вперёд. Из-под полы белого халата виднелся серый костюм, знакомый мне уже лет пять… На его голову страшно было смотреть. Врач «скорой помощи» что-то говорил санитарам. Из тамбура прозвучал негромкий властный голос:
– Пропустите, пожалуйста.
Несколько человек гуськом прошли в виварий. Один из них, в милицейской форме, остановился, повернулся лицом к тамбуру и предостерегающе поднял руку:
– Кто может дать показания, останьтесь. Остальных прошу вернуться в свои комнаты, но из института пока не выходить.
Я не был уверен, что смогу «дать показания», но остался. Таня – тоже. Она стояла рядом, прислонившись плечом к моей груди, опустив голову, чтобы не смотреть «туда». Я чувствовал, как дрожит её плечо, и боялся, что она сейчас упадёт.
– Кто может сказать, почему директор оказался здесь? – спросил высокий мужчина, расстёгивая пальто и доставая ручку. Сросшиеся на переносице густые брови и горбатый нос придавали ему диковатую суровость.
– Виктор Сергеевич собирался понаблюдать за подопытными шимпанзе, – сказал я.
– Он часто это делал? – Глаза мужчины уставились на меня, словно сфотографировали. И тут же он представился: – Следователь Шутько. Михаил Георгиевич.
Я тоже назвал себя и сообщил ему, что Виктор Сергеевич приходил в виварий не реже раза в неделю, если не был в отъезде.
– Это во время вашего дежурства произошло несчастье с обезьяной? – быстро спросил следователь, и взгляды его коллег тоже обратились ко мне.
Сразу стало неуютно, неловко, даже бросило в пот. Таня настороженно выпрямилась.
– Да, – сказал я, удивляясь, кто ему успел сказать.
– Несчастье случилось в том же отделении вивария?
– Да.
– А когда вы узнали, что директор собирается сегодня прийти сюда?
– Позавчера вечером. Виктор Сергеевич сказал, что зайдёт в виварий, но не уточнял когда.
– Очень удачно, что вы сейчас здесь, – продолжал следователь Шутько, – и объяснили нам, почему директор оказался в виварии после работы. – Он отвёл взгляд и спросил как бы походя о чём-то второстепенном: – А вы сами, наверное, часто задерживаетесь?
– Не так уж часто.
– Молодые люди не очень-то любят перерабатывать, – сказал кто-то за спиной следователя.
Замечание задело меня. Шутько повёл плечом, и говоривший осёкся.
– Простите, вы пришли сюда из своей комнаты?
Я кивнул:
– Из лаборатории.
– С вами там были ещё люди?
– С ним была я, – вмешалась Таня. – Михаил Георгиевич, как вы думаете, это несчастный случай или… – Её голос дрожал от напряжения. Я испугался за неё и за то, что подумает следователь.
Но он очень вежливо и как будто чистосердечно ответил:
– Ещё не знаю. На полу у ног директора обнаружена кожура банана. Он мог наступить на неё и неудачно упасть на угол клетки. Подождём заключения эксперта… Вы оба можете идти. Если нетрудно, задержитесь ещё на полчаса в лаборатории…
Уходя, я бросил взгляд «туда». Санитары укладывали труп на носилки. На полу резко белел очерченный мелом контур…
Мы шли, не говоря друг другу ни слова. Так же молча сели на стулья. Затем Таня поднялась и начала переставлять колбы в углу. Я исподтишка наблюдал за ней. На бледных щеках горели лихорадочные пятна, движения порывисты, суетливы…
Вскоре в лабораторию пришли двое: следователь Шутько и с ним какой-то белобрысый. Пушистые волосы нимбом обрамляли его круглое лицо.
– Хочу задать вам обоим ещё несколько вопросов, – сказал Михаил Георгиевич.
– Пожалуйста, – несколько поспешно ответил я.
Таня перестала возиться с колбами и села на стул рядом со мной.
– Между вами, Пётр Петрович, и директором перед его смертью не случилось ссоры? – спросил следователь. Оставалось только удивляться, как быстро работает наше институтское «информбюро».
– Мы спорили, а не ссорились. Это не одно и то же.
– Спасибо, что разъяснили. Можно узнать, по какому поводу возник спор?
– Из-за разных взглядов на проблему.
– Извините, нельзя ли поподробнее?
Круглолицый подался вперёд, повёл маленьким носиком, будто к чему-то принюхивался. Я почувствовал, как во мне растёт непонятное раздражение, пробивается даже сквозь скорбь.
– Вы что же, подозреваете меня?
– Пока мы никого не подозреваем, – сказал Шутько и напомнил: – Вы обещали отвечать на вопросы, а не задавать свои.
– Но вы напрасно теряете время.
– А это уже наше дело, – сказал круглолицый. У него оказался высокий, похожий на женский, голос. – Пожалуйста, расскажите, о чём вы спорили, так сказать, осветите проблему.
Его вопрос вызвал у меня глухое бешенство. Как я смогу «осветить проблему» для этих двоих? Понадобится, как минимум, несколько часов. И что они поймут?
Всё же я начал рассказывать. Минут десять они слушали, не перебивая, затем круглолицый заметил:
– Можете, м-м, так сказать, опустить вводную часть, мы знаем вообще, чем занимается генная инженерия. В пределах научно-популярных статей, – довольно миролюбиво проговорил он.
– Олег Ильич по образованию биолог, – пояснил Шутько.
Я нарочно сократил свой рассказ до минимума, оставив несколько фраз.
– Спасибо, – поблагодарил меня Михаил Георгиевич и взглянул на своего товарища.
Олег Ильич едва заметно кивнул и сказал мне:
– Мы, верно, м-м, ещё побеспокоим вас. Не откажетесь кое-что уточнить?
– Спрашивайте сейчас.
– Рановато, – раздумчиво протянул Олег Ильич, поднимаясь.
– До свидания, – сказал Михаил Георгиевич, направляясь к двери вслед за ним и одёргивая пальто.
– Михаил Георгиевич! – шагнула к следователю Татьяна. Её шея была вытянута и напряжена, отчего казалась удлинённой. Следователь обернулся к ней и по выражению её лица понял невысказанный вопрос. Не ожидая, пока она его выскажет, ответил:
